– Есть какие-то вещи, – сказал в интервью «Взгляду» Александр Ландо, – которые нельзя затрагивать. Данная ситуация – тот самый случай, когда журналист должен иметь представление, нужно ли это делать. Для того чтобы сразу была ясна позиция, я приведу один пример. Недавно «Российская газета» написала о ситуации в Германии. А произошло там вот что. Известная немецкая журналистка позволила себе в статье сослаться на опыт третьего рейха в решении проблем, связанных с семьей. И надо сказать, что эта тема не чета тому, что Михайлов сделал в своем коллаже с Путиным. Так вот главный редактор уволил эту журналистку на следующий же день. Он посчитал, что эта ссылка на опыт третьего рейха неприлична, хотя автор не упоминала там нацистов. И основная часть населения, надо заметить, оказалась на стороне главного редактора, а не журналиста. Потому что на самом деле этого делать было нельзя. И в нашей стране, которая положила на алтарь победы миллион жизней в Великой Отечественной, отношение к нацистской форме и атрибутам – резко отрицательное. У каждого в семье есть близкие, которые погибли на той войне. И реакция нормального человека, она должна быть адекватна в этом отношении. И я как нормальный человек посчитал себя оскорбленным. Никаких партийных решений на этот счет принято не было. Как не было никаких консультаций. Это моя гражданская позиция – отреагировать подобным образом. Поскольку я голосовал за Путина на президентских выборах, поскольку я член «Единой России», партии, ассоциирующейся с именем президента.

– Но там было указано, что это кадр из фильма…

– В фильме играл актер Тихонов, фамилия же его была не Путин. Это раз. Во-вторых, надо иметь в виду, что все эти надписи, подписи, которые там были, это Михайлов может оставить для себя лично. Кто-то это прочитает. Кому интересно. А кто-то внимания не обратит. Кстати, эксперты отметили, что первое, что бросается в глаза – это картинка. А на ней изображен Путин в эсэсовской форме.

– Но ведь Штирлиц не был эсэсовцем. Путин, наоборот, подан в образе благородного советского разведчика…

– Я не знаю, что там Михайлов хотел показать, его хотение при нем остается. У той журналистки из Германии тоже побудительные мотивы были прекрасные, она озабочена, так сказать, проблемами семьи и детей. Что здесь, казалось бы, плохого? Но вот какая была реакция общества…

Мне вот буквально на днях звонили и спрашивали: а что же вы не обратились в Большое жюри, которое есть в Саратовской области? На это я сказал следующее. Во-первых, я сам был когда-то членом этого жюри. И этот орган, к сожалению, не пользуется авторитетом у журналистов. А у Михайлова – тем более. Реакция на подобное обращение была бы просто никакой. Обращение к правоохранительным органам, в суд – это нормальный способ разрешения какого-то конфликта. Если виноват – это можно доказать с помощью правоохранительных органов. Это же не обращение к браткам. Это цивилизованный путь, принятый в любом уважающем себя государстве. Для нас, к сожалению большому, вопросы экстремизма не праздные. У нас на стенах домов появляются нередко фашистские знаки, на кладбищах были эпизоды, связанные не только с разрушением памятников, но и с использованием опять же фашистской символики. И сейчас, на мой взгляд, назрела необходимость внести в Уголовный кодекс статью. Подразумевающую ответственность за использование фашистских символов – как это есть в той же Германии.

 – Ну не надо путать настоящий экстремизм, хулиганство и искусство. Коллаж – это же искусство. Или, к примеру, политическая карикатура. В Америке же за карикатуры на Буша никого не преследуют.

– А вы попробуйте одеть в эсэсовскую форму руководителя той же Германии. Я вас уверяю, ответственность наступит немедленно, и все общество будет протестовать. А у нас такое не случайно появилось именно в этой газете, явно тяготеющей к «левым». В любом другом издании, я уверен, это появиться не могло. Михайлов в последнее время просто распоясался. Он позволяет себе людей оскорблять, печатать непроверенные факты. И, посмотрите, любая публикация в его газете носит оскорбительный характер. Вы вспомните, какой шум подняли коммунисты вокруг знамени победы. А тут – молчание, вроде как и не президент здесь изображен. А президент – это символ, это высшее должностное лицо государства. В его отношении подобного не должно быть.

– А не слишком ли сурова кара в столь неоднозначном вопросе?

– Я уже сказал: меня кара не интересует. Я же не говорил: «Давай закроем газету». Для меня была важней реакция, не обязательно в форме закрытия газеты. Я удовлетворен тем, что предупреждение ему сделали, этого мне вполне достаточно. Человека предупредили, дискуссия в обществе по этому делу началась – этого, я считаю, довольно.

– А вам не кажется странным такое быстрое развитие вашего дела? Проводится экспертиза, причем в сжатые сроки, и, кроме того, филологи ее проводят по визуальным признакам, нет никакой лингвистической экспертизы. Не было обращения к другим специалистам, например, к психологам, политологам… Следом за этим поверхностным заключением выносится предупреждение. Через несколько дней выносится предупреждение за публикацию, которая вышла аж в феврале. И при этом не дается обжаловать ни первое, ни второе предупреждение. Как вы прокомментируете лавинообразность процесса?

– Я думаю, такое громкое дело, при том интересе, который оно вызывает у журналистов, будет – и я в этом абсолютно уверен – рассмотрено точно в соответствии с законом. Каждая буква будет проверена, и никаких процессуальных нарушений не будет, какое бы решение суд ни вынес.

Любой человек шалеет от безнаказанности. Думаю, теперь каждый журналист сделает лично для себя вывод, нужно ли писать на грани фола. Почему надо было реагировать? Потому что нужно было остановить возникший в некоторых средствах массовой информации, подчеркиваю – в некоторых, беспредел. Чтобы задумались журналисты о своей ответственности перед обществом. И никакой угрозы для других журналистов я не вижу. Да не берутся ни за кого другого. Берутся за крайние, экстремальные ситуации, как в случае с Михайловым, со Спирягиным. Кстати, наверно все позабыли, что я в свое время защищал Спирягина от власти. Тогда к нему, на мой взгляд, необоснованно обратились с исковыми заявлениями. Но в случае с Михайловым я действовал по принципу «не могу молчать». С безнаказанностью и вседозволенностью надо кончать.