Интересно, что полно народу ожидало конца света, но каждый представлял его как-то по-своему. Писали, что некоторые граждане закупали в большом количестве свечи, полагая, вероятно, что в означенный день повсеместно наступит кромешная темнота. Другие приобретали крупу, соль и спички, будучи уверенными в том, что именно это исчезнет в первую очередь. И что такие запасы помогут отдалить неприятную развязку.

В Америке, куда не всем нашим теперь можно, граждане активно выкапывали бункеры, ожидая, что конец света прокатится по поверхности земли и даже на пару метров не углубится. У нас такую же уверенность излучали обладатели погребов и гаражей со смотровыми ямами. И, конечно, неплохо было бы обзавестись оружием. Прибегут черти с крюками, перестрелял их всех и победил. Да, собственно, любого, кто в бункер полезет, неплохо бы припугнуть. Особенно того, кто крупу потащит.
Хорошо еще иметь пару швабр под рукой, чтоб в нужный момент скрестить их и отогнать нечисть на почтительное расстояние. Две швабры по нынешним временам нужнее пистолета. Это если в целом. Но существует еще и персональный конец света. Нечто ужасное для каждого отдельно взятого гражданина. Индивидуальный кошмар. Как страшный сон, который у всякого свой. Я так понимаю, когда начнется конец света, то с каждым из нас стрясется то, чего мы больше всего боимся. (Так что врач, запрещающий больному самое вкусное, тоже предвестник апокалипсиса.)
Ну вот, например, для общественницы Натальи Корольковой конец света – это оказаться за среднестатистическим новогодним столом, где звучат тосты, звенят бокалы, кто-то проносит вилку мимо рта, а кто-то очень громко и талантливо подпевает Иосифу Кобзону. Соответственно, конец света для любого из находящихся за таким столом – оказаться за новогодним столом Корольковой, которая, надо полагать, чокается чаем и черпает хорошее настроение из бесед с любителями простокваши.
– Я поднимаю чашечку этого замечательного цейлонского за то, чтобы в новому году…
Конец света для Валерия Радаева – это приход приставов, описывающих имущество Саратовской области, госдолг которой перевалил за сто миллиардов. Всё делали правильно, деньги экономили, районных глав, норовящих купить дорогие иномарки, прилюдно стыдили, но долг всё рос и рос. И вот пришли и слушать ничего не хотят.
– Погодите! Не трогайте Перелюбский район!
– Извините, служба. Выносите, ребята! Раз-два, взяли!
– Да что же это делается! Куда консерваторию потащили?!
– Сами знаете, куда.
– Зеленый остров хотя бы оставьте! Мы там целый город хотели построить. С аквапарком и канатной дорогой.
– Товарищ, у меня в бумаге сказано «выносить всё». Вот мы и выносим.
– Нет, я этого не вынесу!..
Завернули кулечек, ссыпали в него Саратовскую область, и ничего больше не осталось. Только чиновники лупоглазые бегают и руками разводят. Вот ведь, профукали регион. Им бы реструктуризацию долга, они бы еще попытались изменить ситуацию к лучшему, стараясь поднять наш с вами уровень жизни.
Павел Точилкин приходит на работу, и ему сообщают, что компартия на прошедших выборах набрала 78 процентов, а «Единая Россия» – 6. Точилкин спокоен, потому что ошибка очевидна. Переспрашивает, просит уточнить. Нет, всё правильно, и даже считали, как всегда. Учителя подвели? Нет, божатся, что всё было, как всегда. Тогда почему?! А вот так. И что хочешь с этим, то и делай.
- Павел Геннадьевич, вам из Москвы звонят, - улыбается девица из пресс-службы. – Требуют срочно.
И он медленно идет к телефону, при этом каждый шаг отдается в ушах гулким эхом. Это провал, подумал Точилкин.
А для саратовских коммунистов соответственно конец света уже был. 14 октября. И крупа в больших количествах им не понадобилась. То есть конец света – это когда очень плохо и безнадежно. Но что если может быть хуже? Что если теперешнее окажется еще ничего? Как тогда распознать конец света?
Жуткий день для Людмилы Боковой – это когда приходит она работу, а ее никто не узнает. Одну дверь толкает, другую, но ей нигде не рады.
– Вы к кому, гражданка?
– Как?! Я же сенатор!
– Ну тогда я – Пенелопа Круз, –  говорит маленький толстый мужичок и громко смеется своей замечательной шутке.
Людмила Николаевна в ужасе выбегает на улицу, но ее служебный автомобиль на глазах превращается в тыкву, а водитель, махнув длинным противным хвостом, скрывается в подвале. И всё. Саратов больше не кажется маленькой Италией. А тут еще на мобильный звонит директор той самой балашовской школы:
– Бокова, если завтра не появишься на рабочем месте, уволю по статье к чертовой матери! Надоели мне твои фантазии!
С точностью до наоборот наступит конец света для Павла Ипатова. Звонит ему утром секретарь и сообщает, что он (Павел Леонидович) всё еще губернатор, что сначала по плану депутатские слушания, потом к нему на прием записался Ландо, после обеда селекторное совещание у Путина, которому уже подложили бумажечку, а затем – заседание фракции, где Ипатову будут задавать вопросы по бюджету. И интернет буквально напичкан новыми подробностями из жизни отдыхающих в полосатых труселях.
Самый ужасный день для гаишников, это когда всех ДПС-ников заменят видеокамерами. Кто-то еще по старинке будет стоять на трассе и размахивать полосатой палкой, но автомобили, весело сигналя, проносятся мимо, не обращая на истукана никакого внимания. Он еще так сердито:
– Стоять, я сказал! Я сказал, стоять!
Но никто не слушается. От него даже не отмахиваются. Водители делают вид, что в принципе не замечают человека с жезлом. И это ему обиднее всего. Хоть бы кто вышел и поругался. Но кто же станет ругаться с пустым местом.
Вот не могу вообразить, что стало бы концом света для наших уполномоченных дам – по правам человека и ребенка. То, что, по логике, должно Лукашову и Ерофееву ужасать, является для них обычным рабочим моментом. Заключенный скончался, пять раз упав с кровати, ребенка турником пришибло. Работа заключается в том, чтоб приехать на место происшествия, найти в холодильнике початую бутылку водки и сделать правильные выводы. Ни разу не видел уполномоченных, у которых волосы на голове стоят дыбом.
– Нина Федоровна, наши голоса на выборах украли!
– А-а-а! – кричит Нина Федоровна и убегает.
Хотя для Юлии Леонидовны конец света все-таки можно представить. Придут дядьки в спецовках и отключат ее жилище от электричества за неуплату.
Хорошо можно пугнуть поросль молодых политиков, сказав, что прежде чем служить людям, нужно отслужить в армии. И посмотреть, у кого какие психические заболевания найдутся. На предмет, можно ли им в большую политику ходить, с уважаемыми людьми за руку здороваться и на трибуну лезть.
Конец света для Александра Ванцова можно организовать просто. Не поскупиться и отпечатать несколько номеров газеты, которой он доверяет. Прописать там, что с 1 января 2013 года на территории России перестает действовать за ненадобностью Конституция РФ. Отменили все статьи, а дальше, кто как умеет. Я вот только боюсь, что Александр Николаевич большой разницы не почувствует.
Конец света для Александра Жандарова – это когда его вернут в Саратовскую область, и к нему приедут все те, про кого он говорил, что они согласны у нас что-то построить.
– Мусье Жандарофф, ви правда сказаль, что наш фирма хочет вкладывать деньги в ваш регион?
– Да не, ну я так, образно.
– Ви сказаль…
– Ну сказал. У меня работа такая была – говорить.
– Мы не хотеть у вас строить…
– Да и не надо! Никому тут это не надо!
Но за дверью еще полторы тысячи человек. И все «не хотеть». И все «хотеть» сатисфакции и опровержения. А где его теперь дашь? И главное – что напишешь? Что Александр Владимирович привирал? Но тогда где гарантия, что нынешние не врут?
Вообще про Жандарова я так. Чтоб напомнить, что это всех настигнет. Независимо от места положения, должности и интеллекта. И представляете, до 21-го кто-то сидел и припоминал свои грешки – большие и малые. Вздыхал, думал, эх кабы можно было повернуть время вспять… А теперь и бояться больше нечего. Рожу скорбную делать необязательно. Нормально всё, и не надо ничего поворачивать.
А, впрочем, конец света – не конкретная дата, потому индейцы майя и бросили вести свой календарь. Важна не отсечка на пути, но направление движения. А двигаться можно к концу света или от него. Вот вы считаете, мы в какую сторону идем?