Что меня поразило на вторничном областном педсовете, так это выступление ректора политеха Игоря Плеве. Точнее даже не доклад, а реакция на него собравшейся по случаю педагогической общественности. Зал на условиях почти полной анонимности гудел и аплодировал. До улюлюкания только не дошло.
Нельзя сказать, что Игорь Рудольфович резал правду-матку, но говорил он вещи неприятные. В частности, о едином госэкзамене. Что не надо, оценивая труд учителя и школы в целом, смотреть на оценки по всем ЕГЭ. Надо только по русскому языку и математике. А по остальным предметам пусть смотрят не на набранные баллы, а на количество учащихся, пожелавших сдавать ту же физику или химию.
Хлопали Игорю Рудольфовичу  Плеве так, будто он только что открыл второй закон Ньютона. Затем тихо цокали языками и осуждающе качали головами, когда одна женщина заговорила о возросшем внимании государства к проблемам образования. Чуть не засвистели, когда она же стала благодарить за загранкомандировки воспитателей детсадов, в результате чего «наши садики стали, как французские».
Мне это было удивительно. Я-то думал, что педагоги искренне поддерживают все начинания нашей власти. Пошли с реформой на школу? И они «за». Ввели ЕГЭ, повздыхали и опять заговорили, что иного нам не дано. Параллельно увеличивают зарплату, отбивая охоту спорить даже у самых здравомыслящих. Кто сегодня идет против течения? Кто смеет спорить с министром и открыто указывать, скажем, на недостатки областной программы развития образования? Пожилой лидер профсоюзов, которого уже ничем не напугать. Ректор с хорошим окладом и связями. (Причем Плеве говорил о неправильности оценки работы педагогов в школах, вузов он не касался. На всякий случай.) Но как в таком случае быть с обратной связью? В педагогике это не принято? Как они там наверху узнают настроения на местах? Или это никого не интересует?
Осторожность учителей, их безмолвие или неуместные восторги объясняются легко. Никто не хочет терять небольшого, но стабильного дохода. Да, вольские педагоги нередко уезжают в Москву работать нянями, как было сказано на педсовете, но это не для всех подходит. Не каждый способен бросить семью, детей и отправиться за лишними тремя-пятью-десятью тысячами за тысячу же верст. Особенно это относится к живущим в провинции, настоящей глуши, там, где работа редка, как белые медведи в саратовских лесах.
Почему в первую очередь всегда повышают зарплату учителям, тоже давно ясно. Это происходит по политическим мотивам, а вовсе не потому, что государство наше как-то уж чрезвычайно трепетно относится к образованию, обеспокоено культурным и интеллектуальным уровнем нашей молодежи. (Кабы так, из сетки телевещания исчезло бы многие телевизионные шоу, причем в первую голову прошерстили бы федеральные каналы.) В редкой школе не расположен избирательный участок, где при непосредственном участии педагогов творится таинство под названием «народное волеизъявление». Правда, мало кто из учителей этим гордится. Напротив, за счастье почитают легальную возможность отвертеться – командировку или удачно подоспевшее ОРЗ. Тот же, кто является активным соучастником, уж, конечно, не станет биться за отмену ЕГЭ или с намеренным превращением учителя в бюрократа.
Сколько раз в приватных беседах доводилось слышать от учителей жалобы на то, что слишком много приходится писать, что, собственно, на образовательный процесс времени почти не остается. Учитель становится рабом собственного портфолио. Но разве появилось в Саратове общественное движение против писанины? Вы можете назвать его лидера, наиболее активных участников, акции, которые они проводят? Когда следующий флешмоб у стен областного правительства? Я бы пришел посмотреть. Потом с удовольствием написал бы, что у педагогов, обласканных властью, сохранилось собственное мнение. Это важно, ибо в старых монументальных кинокартинах нам проповедуют, что главная функция педагога – научить своих подопечных мыслить самостоятельно, независимо от обстоятельств.
Педсовет – это мероприятие, на котором учителя советуются друг с другом. (Ну скажите кто-нибудь, что я неправильно понимаю смысл совещания.) Обмениваются мнениями о том, как прошел предыдущий учебный год, и думают, как не повторить ошибок в году наступающем. Ни одна реформа, в том числе школьная, не может быть идеальной. Но где у нас ломают копья по ее поводу? Когда педагоги провели круглый стол, где занимались бы не славословием, а реально обсуждали спорные вопросы?
Знаете, в чем должна заключаться школьная реформа? Надо учителей научить мыслить самостоятельно. Их, этих пугливых ланей и робких антилоп, нужно призывать открыто выражать свои чаяния. Поощрять. Выплачивать подъемные. Чтобы не повторялись комичные педсоветские ситуации с выступлением Плеве. Вон как поддержали Игоря Рудольфовича. Вон, оказывается, о чем они думают! Но сказать боятся. Ждут храброго ректора.
Ну а пока с нашими учителями можно общаться только при условии все той же анонимности. То есть на педсовет все должны приходить в масках и длинных черных балахонах, не позволяющих распознать надевшего их человека. Лайковые перчатки не дают возможности снять отпечатки пальцев, микрофон на трибуне автоматически искажает голос говорящего. Вот что придаст ускорение инертной массе. А не действующая на него сила из второго закона Ньютона. Вот когда мы, возможно, услышим горькую правду. О школьном молоке и горячих обедах.