В воскресенье 12 августа страна будет праздновать столетие со дня основания Военно-воздушных сил в России. К Саратовской области это событие имеет самое прямое отношение. Именно у нас базируются лучшие бомбардировщики дальней авиации, которые неустанно патрулируют границы и, в случае опасности, готовы нанести ядерный удар. «Ядерный меч России» – так пафосно называют это подразделение. Накануне юбилея корреспондент «Взгляда» побывал на Энгельсской гвардейской авиационной Донбасской Краснознаменной базе, чтобы убедиться в том, что «ядерный меч» несут вполне скромные люди, без которых мы не могли бы чувствовать себя защищенными.
 
МЕХАНИЗИРОВАННАЯ РАБОТОСПОСОБНОСТЬ
 
  В штабных коридорах чисто и просторно, по ним туда-сюда снуют молодые офицеры в темно-синих комбинезонах и пилотках. Складывается впечатление, что попал в большой муравейник, в котором все заняты делом. На одной из стен наряду с портретами Путина, Медведева и Сердюкова висит фотография гвардии генерал-майора Владимира Попова, который с мая командует Энгельсской авиабазой. Я жду своей очереди у дверей в его кабинет, предо мной майор и еще несколько человек в штатском, в воздухе висит напряженная тишина. «Строгий он?» – спрашиваю у майора. «Разный он, от ситуации зависит», – улыбается майор. Наконец-то очередь подходит, и я попадаю в большой светлый кабинет.
  Слева от стола стоит глобус в две трети человеческого роста, рядом стеллаж с наградами и сувенирами, в углу возле окна висит икона, прямо под ней флаг ВВС России. Попов выходит из-за своего стола, одергивает стрелки на форменных брюках и крепко жмет мою руку. Только что в кабинете закончилось важное совещание, и генерал-майор заметно устал, но он легко переключается и пытается по телефону вызвать человека, который должен провести мне подробную экскурсию по базе, не дозванивается, бросает трубку и сам отправляется на его поиски. Даже за это минутное знакомство с Поповым понимаешь, почему именно он здесь командующий. Другой, более ленивый человек, не умеющий переключаться между задачами, погрязший в большом кожаном кресле и отгородившийся от мира приемной с секретаршей, вряд ли бы справился.
  Через минуту я уже сижу в кабинете пресс-службы, где без остановки скрипят принтеры, выплевывая из себя горячие листы с приглашениями, кто-то разрезает открытки, возле одного из компьютеров собрался целый консилиум по отбору фотографий. Все готовятся к торжественному празднованию юбилея ВВС. За полированным столом, размером чуть больше школьной парты, сидит помощник командира базы по работе со СМИ Юрий Помелов. За последние несколько недель через него прошло немало журналистов, и, судя по его изможденному виду, моему визиту он не очень обрадовался.
  Вскоре я понимаю, что вывод был преждевременным – разобравшись с делами, Юрий Юрьевич уделяет время и мне. «Так, вы про что писать хотите? По дальней авиации всю информацию дам, фотографии тоже, история вопроса вот в этой распечатке...» – с ходу начинает он. В штабе я нахожусь от силы минут двадцать, но уже второй раз натыкаюсь на какую-то механизированную работоспособность и производительность труда. Здесь нет ни намека на военщину, казенщину и волокиту. Напротив, все напоминает какую-нибудь успешную мануфактуру. «Я про людей хотел бы написать, которые этими самолетами управляют», – прерываю Помелова. «Про людей? Странно. Обычно журналисты выискивают что-то, вынюхивают, хотят каких-то сенсаций. Им бы пьяного летчика найти или узнать, что самолет перевернулся...» – удивляется пресс-секретарь, но его тон меняется с официально-конвейерного на человеческий, и он обещает мне устроить встречу с командиром одного из стратегических бомбардировщиков.
 
РОВЕСНИКИ ХРИСТА
 
  За длинным столом сидят Илья Евстифеев и Алексей Гуцал — оба в звании гвардии майора командуют стратегическими бомбардировщиками. Когда говорят «командир бомбардировщика», то в голове всплывают образы грозного мужика, с лицом изрезанным морщинами, молчаливого и колючего, как терновник. Но передо мной сидят абсолютно другие люди. Молодые мужчины, с широкими улыбками, подтянутые, открытые. «Сколько вам лет?» – спрашиваю я. «Тридцать три», – в один голос отвечают летчики, а у меня в голове почему-то проносится мысль, что столько же было Иисусу. «Столько же, сколько было Иисусу Христу, – с улыбкой озвучивает мою мысль Юрий Юрьевич. – Сегодня командный состав молодеет, старички уходят на пенсию, им на смену приходят молодые ребята прямо из летного училища». «Это во времена перестройки случился какой-то ступор кадров, но сейчас, наоборот, все обновляется, – объясняет Илья Евстифеев. – Я сам еще в 10 классе загорелся идеей стать летчиком. Ходил в музыкальную школу, играл на баяне и гитаре, но однажды друг предложил сходить в аэроклуб. Сходил, попрыгал с парашютом, полетал на вертолете, понял, что не нужен мне больше баян, и окончательно заболел небом». После школы Евстифеев поступил в  летное училище и по распределению попал на Энгельсскую базу, чему, по его словам, был несказанно рад.
  На самом деле здесь далеко не все из Саратова, очень многие приезжают из других регионов, да и попасть на базу – это везение. То, что состав молодеет — только плюс. «Сегодня нормальный возраст для командира корабля –  от двадцати шести до тридцати лет. Возраст, когда ветер в голове поутих, а за плечами уже есть неплохой жизненный опыт», – рассказывает Илья и с улыбкой добавляет, что командиром бомбардировщика карьера не заканчивается, и можно успеть дослужиться и до более высоких званий.
 
ФИНАНСЫ И НАГРУЗКИ
 
  Пилоты вспоминают, что в начале «нулевых» летная база переживала не лучшие времена. Финансирования не хватало, зарплаты были низкие, жить негде, даже полеты были крайне редким явлением. Только после 2005 года, когда базу посетил Владимир Путин и полетал на одном из бомбардировщиков, на отрасль обратили внимание, увеличилось финансирование.
  «Если раньше получить жилье было проблемой, то сегодня мы можем даже выбрать получше планировку, район или этажность. В Энгельсе построили чуть ли не второй летный городок! – восторженно рассказывает кареглазый Алексей Гуцал. – Несколько лет назад зарплата командира была всего 25 тысяч рублей, а сегодня мы получаем 70». Услышав про сумму в 25 тысяч, я хотел было сказать, что и это вполне неплохо, но сразу же осекся, вспомнив про колоссальные нагрузки пилотов, которые раз в несколько дней совершают длительное патрулирование. «В принципе мы готовы к тому, что с нами случается в полете, – рассказывает Илья. – Это физические и психологические нагрузки, частый недосып. Если даже в среднем полет длится 12 часов, то к этому времени нужно прибавить еще и предполетную подготовку, ранний подъем, дорогу до аэродрома... Бывает так, что не спишь больше суток, ну или максимум пару часов, но знаете, у нас все равно все хорошо. Было бы плохо, мы бы не летали».
 
ДОВЕРЯТЬ ДРУГ ДРУГУ ЖИЗНЬ
 
  Для экипажа стратегического бомбардировщика полет длиною в сутки — это не нонсенс. Илья показывает карту, на которой разноцветными карандашами отмечена траектория полета, дозаправки, патрулирование, маневры, сопровождение истребителями. Все это проходит в промежутке между Саратовской областью и Северным Полюсом. То есть, взлетев здесь, почти через три часа экипаж самолета смотрит сверху вниз на Новую Землю. Во время полета отрабатывается множество задач. Это и взаимодействие с истребителями, и обнаружение радаров, и тактические пуски ракет, и даже пилотирование самолета с выключенным двигателем, чтобы смоделировать работу в экстренной ситуации. «Одна из самых сложных операций — это дозаправка в воздухе, причем ее за время длительных полетов приходится совершать не один раз. На протяжении двадцати минут нужно держать самолет на одном уровне с танкером, постоянно корректировать положение», – рассказывает Алексей Гуцал, пока мы собираемся выдвинуться на летное поле.
  На самом деле на командире лежит гораздо большая ответственность, нежели просто выполнение вышеперечисленных задач. В первую очередь он ответственен за жизни членов экипажа, которые помогают вести самолет. Пилоты признаются, что со своим экипажем они уже давно как одна большая семья, в которой все общее – и проблемы, и радости. Просто потому, что нельзя на земле быть чужими, а в воздухе доверять друг другу свою жизнь. «Мы часто ходим в гости друг к другу, отмечаем праздники, радуемся или соболезнуем, по-другому никак», – делится Илья Евстифеев.
 
«ЧТОБЫ РАКЕТЫ
НИКОГДА НЕ БЫЛИ ЗАПУЩЕНЫ»
 
  Илья сидит за рулем и сосредоточенно следит за пустой дорогой. Шины новенького кроссовера шуршат по идеально ровной взлетке. Слева в ряд выстроились огромные бомбардировщики. Вживую они кажутся еще величественнее, нежели на фотографиях. Почти вокруг каждого копошатся люди, рядом с бомбардировщиками они похожи на жителей Лилипутии из книги Джонатана Свифта. Один бомбардировщик обслуживают порядка сорока человек. «Нашу авиабазу можно сравнить с кремлевскими курантами, наверное. Снаружи все красиво и отлажено, люди любуются, а внутри огромный механизм, в котором крутятся сотни шестеренок и винтиков», – воодушевленно говорит Юрий Юрьевич. Кто-то из «лилипутов» проверяет исполинские шасси, кто-то стягивает с носовой части кожух, несколько человек на подъемнике загружают самолет учебными ракетами. Одна такая ракета в несколько десятков раз мощнее той, что сбросили когда-то на Хиросиму. Если будет дана команда «пуск», то за короткое время она поразит цель на расстоянии до трех тысяч километров, объясняет Помелов. «Но знаете, у нас, летчиков, обязательно во время любого застолья звучит тост за то, чтобы ракеты, которые несут их самолеты, никогда не были запущены», – говорит Юрий Юрьевич.
  Я карабкаюсь вслед за Ильей в его самолет Ту-95, на котором написано «Красноярск». Каждый бомбардировщик носит имя того города, который над ним шефствует. Регулярно администрация этих городов присылает материальную помощь авиабазе. В кабине самолета тесно и душно, повсюду приборы, тумблеры, переключатели и кнопки, их нет, пожалуй, только на полу. В узком проходе невольно задеваешь обо все плечами, а где-то в груди начинают появляться зачатки клаустрофобии. Обычному человеку провести в этой кабине сутки было бы сродни, наверное, тюремному заключению. Илья Евстифеев садится в свое командирское кресло и позирует перед фотоаппаратом. «Вот это только не снимай», – говорит он, показывая на какую-то коробку с набором кнопок. «А у вас за годы работы не пропала романтика, любовь к небу, интерес?» – спрашиваю я. «Знаешь, когда полеты становятся не интересными, то просто нужно уходить из авиации. Мне пока интересно».
 
Фото  автора