В Саратовской области катастрофически не хватает врачей и медсестер. Особенно плачевная ситуация на селе – там лечить людей скоро будет некому. Молодые специалисты бегут из медицины, те, кто постарше, вот-вот выйдут на пенсию. А власть смотрит на это и никак не может взять в толк, почему так происходит и что с этим делать. Проблема так остра, что недавно губернатор Радаев созвал для ее обсуждения круглый стол в правительстве, на котором буквально пытал министра здравоохранения, силясь понять, куда деваются выпускники Саратовского медуниверситета по окончании вуза и почему не идут работать по своей прямой специальности. Министр вместо ответа зачитал доклад, зато студенты, которые тоже присутствовали на этой встрече, быстренько губернатору все объяснили.  По-простому, на пальцах. Они хотят получать нормальную зарплату, кормить семью, ездить на собственном авто и жить в городе, а не в какой-то глухомани, куда их отчаянно пытаются сбагрить… Можно ли как-то примирить эти разнонаправленные стремления – стремления власти и будущих докторов? Что происходит сегодня в саратовском здравоохранении и как на этом фоне чувствуют себя студенты и абитуриенты профильного вуза? Детально поговорить об этом мы решили с человеком, который должен знать про молодые кадры все, – ректором СГМУ Владимиром Попковым.
   
Казахстан
нам поможет

– Владимир Михайлович, собирать круглые столы и разного рода совещания – излюбленное занятие чиновников. Но есть ли от этого толк? Могут ли такие встречи привести к практическому результату или это все тот же привычный формат «поговорили – разошлись»?
– Я считаю, что такие встречи нужны, и проходить они должны именно с участием губернатора. Потому что сегодня все знают, что проблемы в здравоохранении есть, но никто не знает, как их решить. Необходимо консолидировать все уровни здравоохранения – федеральный, региональный и муниципальный, а это удобно делать как раз во время подобных переговоров. Вы ведь слышали, что укомплектованность медицинскими кадрами в нашей области одна из низких в ПФО. Хуже всего обстоит дело в Турках. И что вы думаете? На фоне такого острого вопроса мы главу Турковского района ни разу не видели на наших ярмарках вакансий. А ведь медицинское обеспечение – это в первую очередь его зона ответственности и только во вторую – главврача районной ЦРБ. Потому что именно в руках главы находится большинство финансовых механизмов, и, как привлечь к себе на село врачей, должен думать он. Глава Турков на круглом столе побывал, людей послушал, и я думаю, что на следующую ярмарку к нам он теперь приедет.
– Вы говорите, что все знают о проблемах медицины на селе, но никто не знает, как их решить. А что здесь, собственно, сложного? Дайте докторам высокую зарплату, жилье, обустройте инфраструктуру, и народ туда поедет. Если не городские, то уж те, кто там родился, наверняка. Так что тут обсуждать?
– Действительно, село у нас находится не в лучшем положении. И странно думать, что на этом умирающем, деградирующем фоне будет процветать здравоохранение. Хотя я считаю, что пути решения проблемы существуют. Мы недавно встречались с нашими казахскими коллегами, и они предлагали нам во временное пользование автомобили «КамАЗ», которые полностью укомплектованы медоборудованием: лабораторным, диагностическим и стоматологическим. По сути, это такие передвижные службы, которые могут оказывать медпомощь в любом, самом отдаленном уголке. Пока это все осталось на уровне предложения, но если коснуться вопроса серьезно, то он может стать одним из вариантов.
– Подождите, а почему у казахов есть такие передвижные службы, а у нас нет? Они, что, более продвинутые?
– У нас такая практика тоже есть, тем не менее, мы эту проблему решить не можем. Как не можем решить и проблему доставки пациента в крупные медицинские учреждения. Это не обязательно должен быть Саратов, это может быть в каких-то случаях и межрайонный центр, и ЦРБ. Но доставлять людей не на чем. От санавиации осталось одно название, доктора передвигаются к пациентам на поездах, машинах и всем, что попадется под руку. Я ведь еще застал те времена, когда приходилось ежемесячно, и не по разу в месяц, а гораздо чаще, посещать районы нашей области, летал на вертолетах, на Л-410 – в то время прекрасный чешский самолет, от которого сегодня в нашем аэропорту остались рожки да ножки.
А ведь это очень важный момент, потому что от того, насколько своевременной оказалась помощь, зависит жизнь пациента, его здоровье. 
– В общем, народ на селе занимается самолечением…
– Я бы не сказал, что все поголовно, но тенденция есть. И ничего хорошего из этого, конечно, не получается.

Бесцельные траты

– На круглом столе вы предложили ужесточить ответственность для целевиков за то, что они нарушают условия договора и фактически сбегают с места своего целевого направления. Это должна быть денежная ответственность? Целевиков нужно штрафовать?
– Да, я считаю, что это должны быть штрафы. Если человек подписывает целевой договор, он должен по окончании учебы прибыть к месту своего распределения. Вы слышали, что до села у нас доезжает только 35% целевиков. А кто же дал открепительные удостоверения остальным 65%? Ведь для того чтобы выпускник имел возможность отбыть с места своего целевого направления, кто-то должен дать ему открепительный талон – документ, который перечеркивает первоначальные целевые договоренности. И этот «кто-то», как правило, главврач той же ЦРБ или иного ЛПУ, в который направлен выпускник.
– Так кого все-таки штрафовать, целевика или отпустившего его главврача?
– Я думаю, что все-таки целевика. Это он должен вернуть средства, затраченные государством на его обучение.
– Вы говорите: штрафы, ответственность. Но разве можно человека заставить работать там, где он не хочет? Может, он  в итоге этих мер и поедет на село, но разве есть гарантия, что он будет хорошо работать, а не просто отрабатывать?
– Гарантии нет. Я понимаю и то, что человек подписывал целевой договор в возрасте 18 лет, когда еще нет ни профессионального, ни жизненного опыта. И мало ли что может в жизни меняться. Тем не менее, если этой ответственности не будет, то не будет ничего. И мне очень жаль, что в новом федеральном законе об основах охраны здоровья граждан в России мы так и не дождались четкой строки, которая бы регламентировала финансовую ответственность для целевика. Конечно, ответственность должно нести и государство. Если село и его инфраструктура будут развиваться, начнет развиваться и сфера соцподдержки. Я специально не говорю «медицинское обслуживание». Я считаю, что «обслуживание» – это вообще плохое слово, которое в медицине не надо употреблять…
– Все на том же круглом столе губернатор пытался понять, куда девается большая часть выпускников вашего вуза и почему они не идут в медицину. Так все-таки – почему? В чем основная причина оттока?
– Такая ситуация началась с момента введения сертификатов на медицинскую деятельность. У нас, наверное, осталась одна страна в мире, где по окончании вуза выпускник имеет диплом и не имеет права работать. Когда я оканчивал мединститут в 81-м году, то мог сразу приступить к работе.  Пусть по ограниченному кругу специальностей, но ведь мог. Сейчас ты 6 лет отучился и должен еще пройти либо годовую ординатуру, либо двухгодичную интернатуру. И люди просто до этого не доходят, им же надо зарабатывать, содержать семью. Они не могут так долго учиться. К счастью, сейчас мы отходим от этой системы и возвращаемся к той, первоначальной. Об этом уже неоднократно говорилось на федеральном уровне и предусмотрено программой модернизации  образования.
– Когда же это счастье наступит?
– С 2016 года. Думаю, это реально поможет удержать людей в медицине. Человек получит право работать сразу по окончании вуза и параллельно будет продолжать учиться.
– До 2016 года надо еще дожить… А вы кем работали, когда учились?
– Я работал санитаром, начиная с 4-го курса, и профессиональные движения шваброй у меня сохранились до сих пор! Швабра тогда была одна на все отделение, и подкрутить ее надо было так, чтоб она одновременно мыла и мусор гребла. Это особое мастерство…
Потом работал медбратом два года. Сейчас студентам работать в качестве среднего медперсонала запретили. И, представляете, человек учится на 6-м курсе и, чтоб немного заработать себе на жизнь, вынужден идти работать санитаром. А потом от санитара сразу в доктора. Как-то это не совсем логично. Все-таки работа медбрата или медсестры позволяет более детально разобраться в избранной сфере. Кто-то уже на этом этапе отходит, кто-то, наоборот, укрепляется в своем выборе. Вот та мера, которую мы ожидаем. Мы здесь закрываем кучу проблем – даем студенту возможность подработать и одним организационным шагом, не вложив ни рубля, решаем вопрос комплектации среднего медперсонала.

Дотянуться
до Пентагона

– А может, прав хирург Дмитрий Морозов, и основная проблема в том, что у российских докторов, в отличие от западных, нет персональных лицензий? Может, здесь надо что-то менять?
– Это тоже будет с 2016 года, когда каждый наш специалист получит аккредитационный лист, и это будет документ, свидетельствующий о профессиональном уровне каждого доктора. Это хорошо, и это надо всячески поддерживать. В одном и том же отделении могут работать люди совершенно разного уровня, получая одну и ту же зарплату. Это неправильно. А этот лист будет различать докторов по степени их профессионализма.
– В результате больницы будут бороться за лучших врачей?
– Совершенно верно. Это отчасти и сейчас происходит, но в очень небольшой степени. Больница должна напоминать футбольный клуб. Кадровая служба не должна сидеть на месте и перелистывать дела имеющихся сотрудников. Она должна работать в стенах образовательных учреждений с первых лет обучения студентов, подбирая людей, поддерживая и мотивируя их на выбор дальнейшего места работы. Это мировая практика, здесь не надо ничего придумывать. Вот мы говорим о главах районов, что они ведут себя инертно. Мы имеем возможность сравнить: наши коллеги из Пензы очень активны, они молодцы, присутствуют на всех наших ярмарках и, чтобы привлечь к себе молодых специалистов на работу, делают нашим выпускникам достаточно весомые предложения. Нашим чиновникам есть чему поучиться.
– Еще Морозов сказал, что врач должен получать даже чуть-чуть больше, чем он достоин. А на ваш взгляд, «чуть-чуть больше» – это сколько?
– Сегодня в медицине можно заработать вполне нормальные деньги. Если взять 3-ю клиническую больницу и специалистов, которые участвуют в оказании высокотехнологичной медпомощи, здесь зарплата в месяц бывает и 60, и 80, и 100 тысяч рублей. Я думаю, это зарплата вполне достойная. А вот как помочь молодому специалисту поверить в то, что и он когда-то сможет столько зарабатывать, большой вопрос.
– А может, дело не в деньгах? Может, идеалы изменились? Профессия врача все-таки требует определенного альтруизма и желания людям помогать. А это сегодня как-то немодно…
– Абсолютно не согласен. И вот вам пример – сегодня у меня на приеме был председатель нашего студенческого самоуправления, он пришел с вопросом, каким образом доставить в районы, подвергшиеся разрушительному наводнению, гуманитарную помощь. За два дня ребята собрали столько одежды, сколько в однокомнатную квартиру не поместится. Собрали сами, их никто не просил, не призывал, не пугал отчислением. Я считаю, что этот пример позволяет судить о нашей молодежи. Пусть не обо всей, но в том, что ребята у нас в большинстве своем очень неплохие, я уверен.  
– Одна из проблем сегодняшней медицины – нехватка врачей так называемых дефицитных специальностей: реаниматологов, анестезиологов, неонатологов, акушеров-гинекологов, рентгенологов. Вы справедливо заметили губернатору, что врачам таких профилей нужно доплачивать. А что, до вас это никому не пришло в голову?
– Почему не пришло, в ряде регионов это делается. Федеральный закон не изменишь и существующую ставку не обойдешь. Но ее можно дополнить посредством регионального софинансирования. И если местные власти  видят провал в какой-то специальности, тут же назначают компенсацию. 
Таким образом, проблема решается. Что касается нашей губернии, то долг у нас очень высок, и, наверное, финансовые возможности правительства не столь широки. И они не позволяют доплачивать врачам дефицитных специальностей. Хотя доплачивать обязательно надо.
– Как вы относитесь к реформе здравоохранения? Очень много денег в это вкладывается, закупается дорогостоящее оборудование. Но ощущения качественных изменений у пациентов нет.
– Модернизация здравоохранения была на сто процентов  необходима. С 90-го года, в течение 15-16 лет каких-либо серьезных вложений в эту сферу не было. Мировая медицина развивается стремительно. Догнать ее без денег очень сложно. Не секрет, что, к примеру, в США финансирование медицинской науки стоит на втором месте после финансирования Пентагона. А у нас все чаще можно услышать мнение, что уровень подготовки врачей серьезно хромает. Об этом недавно говорил и Дмитрий Медведев.
– Вы согласны с премьером? У вас студенты тоже плохо учатся?
– Нет, у нас студенты учатся неплохо. Многие сидят за учебниками с утра до ночи. Я думаю, причина не в них, а в частных образовательных медицинских учреждениях, которые у нас появились в России в немалом количестве. Зачастую уровень знаний, которые дают такие вузы, оставляет желать лучшего.

Поэма о доме
и немного
внутривенно

– Как, кстати, поживают ваши конкуренты –  частный институт «Реавиз», который год назад появился в Саратове? Вы с ними как-то взаимодействуете?
– Они работают, но мы с ними никак не взаимодействуем. Их контингент –  это те, кто не проходит у нас по баллам даже на коммерческую форму обучения. И я не думаю, что их база и профессорско-преподавательский состав способны с нами конкурировать.
– Думаете, частные медвузы надо закрыть?
– Надо пересмотреть  условия допуска к образованию частных структур, необходимо эту процедуру ужесточить. Наш Рособрнадзор, который в настоящее время владеет функцией выдачи лицензий, за прошлый год отобрал лицензию только у одного образовательного медицинского учреждения…
– Этого  мало? Нужно было отнять больше?
– Конечно, мало, вы же видите, какие телесюжеты  показывают о нашем частном образовании. Нет, что в стране появилась возможность реализации частного образования, это хорошо. Мы знаем, что за рубежом есть частные университеты с мировым именем.  Но сколько времени нужно нашим частникам, чтобы достичь такого уровня? Это вопрос серьезный.
– Какие новые тенденции в медицинском образовании?
–  Мы подписали Болонскую декларацию и, согласно третьему государственному образовательному стандарту, должны свою деятельность более пристально направлять в сферу практической подготовки студентов. Мы всегда достоинством отечественной медицины считали обучение студента у постели больного. Учащийся мог  под контролем своего преподавателя осматривать больного, проводить те или иные диагностические манипуляции. Я вот до сих пор помню свой первый укол, который я делал внутривенно, работая на 4-м курсе в пульмонологическом отделении  8-й горбольницы. Я это запомнил на всю жизнь. Крохотная  вена и огромный многоразовый шприц. Это было ещё в семьдесят девятом году. Тупая игла, которая никак не проходит в кожу. Все это помнится, как вчера. А сейчас первый укол студенты делают на практике уже по окончании обучения. Это неправильно.
–  А что происходит с конкурсом? Растет он или падает?
– У нас были определенные беспокойства, обусловленные двумя моментами. Во-первых, количество выпускников, оканчивающих 11-й класс, наименьшее в этом году. Второе – это «Реавиз», наши конкуренты. Несмотря на все это, на сегодняшний день у нас количество заявлений по разным специальностям на 30-40% больше по сравнению с прошлым годом. До окончания приема документов еще немало времени, дай Бог, чтобы эта тенденция сохранилась.
– Идут в основном на  стоматологов?
– Нет, почему же. Востребовано лечебное дело, клиническая психология, фармация, потому что большая часть наших выпускников уходят работать в качестве представителей различных фармацевтических компаний.
– Это печально?
– Конечно, печально. Если встать на точку зрения государства и государственного бюджета, то практически за государственные деньги учили человека, который  работает на частные организации.
– В самой медицине, если резюмировать, все тоже плохо?
– Я бы так не сказал.  К примеру, в специальности, к которой я принадлежу, за последние лет десять произошла стопроцентная смена подходов и возможностей. Я когда в 8-й больнице работал,  прооперировал открытым путем старенького дедушку с аденомой. Он у нас в больнице жил 6 месяцев и, уходя, написал поэму: «Аденома, аденома, как давно я не был дома!..» Сейчас мы делаем ту же операцию с помощью современных технологий, и человек выходит из больницы буквально через 6-10 дней.  То же самое в кардиологии – изменения на лицо. Конечно, оборудование – это еще не все. Года два назад, когда начинали проводить капитальный ремонт в ЛПУ, мы как образовательное учреждение упоминали о кадрах. У многих эта тема мимо ушей пролетела. Казалось, что, отремонтировав больничные учреждения и оборудовав их современной техникой, медицина сама по себе поднимется на новый уровень. Нет, не будет так. Дедушка Ленин не зря говорил, что кадры решают все…
Конечно, и ремонт тоже нужен. По программе модернизации отремонтировали процентов 15-20 учреждений, не больше. Дел еще много.
Но если сохранится в этом году такое финансирование, которое было года два назад, то мы почувствуем реальное улучшение качества здравоохранения. Осталось немножко подождать…


Фото Юрия Набатова