На каких фильмах засыпает известный кинокритик и член российской отборочной комиссии на «Оскар»

Один из самых авторитетных киноведов России, ведущий любимой киноманами передачи «Культ кино» на канале «Культура» приехал в наш город неспроста. Именно на него организаторы IV Международного фестиваля документальной мелодрамы «Саратовские страдания», прошедшего намедни в столице региона, возложили почетную миссию председателя жюри и вершителя судеб нескольких десятков участников, как российских, так и зарубежных.

В среде людей, играющих и снимающих кино, мнение Разлогова непререкаемо. Он – человек, который знает о «важнейшем из искусств» все и  может запросто разложить по полочкам весь мировой кинопроцесс – начиная от братьев Люмьер и заканчивая последними номинантами на «Оскар», которых сам же и отбирает.

Завсегдатай самых престижных фестивалей, он смотрит многое из того, что выходит на мировой экран – от попсовых мелодрам до изощренного артхауса. Что не мешает директору Российского института культурологии натурально засыпать в кинозале. О причинах столь неадекватного поведения Кирилл Разлогов рассказал в эксклюзивном интервью «Взгляду» во время распития зеленого чая.

«Тату» против

«Анны Карениной»

– Кирилл Эмильевич, есть мнение, что документальное кино сейчас в загоне, что жанр этот не востребован широкой аудиторией. Вы согласны?

– Документальных программ на ТВ очень много. Появляются новые документальные жанры – по аналогии с теми, что есть на ВВС. Спрос на них возрос с тех пор, как телевизионщики поняли, что документальное кино может давать больше рейтинг, чем сериалы и игровые фильмы. В художественном плане документалистика у нас достаточно интересная, пользуется спросом на международных фестивалях и получает там премии. Так что, на мой взгляд, жаловаться особо не приходится. Тем более что документалисты в отличие от игровиков имеют стабильное государственное финансирование, чем, кстати, довольно активно пользуются.

– А игровое кино? Что с ним сегодня происходит?

– В мейнстриме мы идем туда же, куда и все остальные – в транснациональное кино. Хотя полное превращение нашего кино в транснациональное, на мой взгляд, невозможно, да и не нужно. Во-первых, мы еще в значительной мере движемся на завоевание собственной аудитории. Во-вторых, всегда легче, если ты умеешь делать такие фильмы, заключить договор с любой голливудской компанией и делать их там, потому что там уже есть накатанная система. Создавать такую систему у нас, в Индии или Гонконге нерационально. С другой стороны, мы только что видели на канале «Россия» международную экранизацию «Войны и мира», которая доказала, что транснационализация российской культуры возможна не только через вампиров в Москве…

– Неужели вам понравилось?

– У этой картины была прагматическая задача – сделать все так, чтобы это смотрелось как любовная мелодрама, обмен женами, мужьями, любовницами, любовниками на фоне войны. И люди профессионально это сделали. Картина будет показана, по крайней мере, в семи странах, принимавших участие в ее производстве. А может, и еще в 20-25-ти, и тогда мы скажем, что это успех. Если нет, мы скажем, что они сделали то, что хотели, но большого успеха не получилось.

– А что, кроме вампиров, с одной стороны, и попсовой вариации на тему Толстого, с другой, нам нечего предложить мировому кинематографу?

– Ну почему? Мировая культура приняла от нас группу «Тату». Так что можно  было бы про школьных лесбиянок сделать картину, я уверен, успех был бы колоссальным, но почему-то никто не хочет. В мировую культуру попал Достоевский с «Преступлением и наказанием», который везде проходит как детектив. Какая самая успешная российская книга на мировом книжном рынке? Роман «Анна Каренина». Потому что там идет речь о супружеской измене, об отношениях с мужем, любовником, ребенком – то есть тема транснациональна по своей природе. Что до наших вампиров, то придираться к ним не стоит. Ибо они ничем не лучше и не хуже их вампиров.

– Вариант, когда наше кино частично станет транснациональным, возможен?

– Возможен. Американское кино тоже ведь не все превратилось в транснациональное.  В Америке делается 800 фильмов, в Голливуде – 200. Из 200 фильмов Голливуда транснациональными оказываются 50, и именно они потом циркулируют по всему миру. Остальные 150 сделаны по близким к американской культуре мотивам и по всему миру циркулируют с более  значительными трудностями. В итоге транснациональная картина типа «Свадьба Чака и Ларри» собирает 10 миллионов долларов, а «Малышка на миллион долларов» Клинта Иствуда, наиболее престижного, чисто американского режиссера,– всего 300 тысяч. Потому что она связана с американской культурой, хотя эта картина раскручена, получила «Оскара» и прочие международные премии. То есть фильмы, замешанные на национальных признаках, никогда не собирают кассу. Это удел транснациональных картин, касающихся общемировых проблем – сексуальности, насилия и космических битв.

Конвертируемый Михалков

– Одна из последних побед нашего кино на мировом рынке – фильм «12» Никиты Михалкова. Как вы к этому относитесь?

– Работа интересная, а на фоне нашего кино – выдающаяся. Есть, правда, и минусы. Мне кажется, что актеры там переигрывают, что картина затянута, что там не очень нужны перебивки с чеченской темой. Но картина конвертируемая. Поэтому когда меня спрашивают, а правильно ли мы сделали, что выдвинули «12» на «Оскар», я говорю, что из российских картин последнего времени ни одна не имела такого шанса попасть в номинацию. Это не значит, что она попадет в номинацию, но у всех остальных шансов просто не было.

– А у «12» шансы есть благодаря чеченской теме?

– Благодаря тому, что она сделана на языке, понятном для членов американской киноакадемии. В то время как картина «Груз-200» или «Изгнание» сделаны на не понятном для них языке. Мы выдвигали на «Оскар» «Возвращение» – фильм не попал даже в номинацию, хотя в Европе пользовался огромным успехом.

– Какое кино сейчас в моде?

– В моде экзотика, странности, неожиданные национальные школы. Сейчас наиболее  модная кинематография румынская. Корея уже была вчера. Хотя она продолжает свое победное шествие. Ожидается взлет кино Таиланда, но трудно сказать, будет он или нет. Несколько упала фестивальная популярность иранского кино – оно немножко поднадоело. Но зато выросла и будет расти в дальнейшем популярность кино среднего и ближнего Востока. Во-первых, там концентрируются огромные деньги, во-вторых – политическая и культурная актуальность, связанная с исламом, терроризмом. Следует ожидать, что одна из этих кинематографий, трудно сказать, какая именно – сирийская, египетская или из бывших советских республик центральной Азии, займет очень значительное место в фестивальном кинематографе.

– Если говорить о фестивалях, где вам интереснее всего бывать?

– Есть три фестиваля, которые с разных сторон отражают мировую ситуацию. Первым идет Каннский фестиваль – он вне конкуренции, потому что там огромный кинорынок. 2-е и 3-е место делят Берлин и Венеция. Есть еще два фестиваля, которые не входят в фестивали класса А, но отражают разные стороны кинопроцесса. Это фестиваль в Торонто, где очень большая и насыщенная программа, потому что все рассматривают его как мостик для попадания на американский рынок и все самые интересные фильмы туда отдают. И фестиваль в Роттердаме, где показывают молодое, авангардистское, шокирующее кино, которое многие другие фестивали не берут. Есть очень много выдающихся картин, вообще не попадающих в этот круг, потому что до них не доходят руки отборщиков фестивалей.  

– А правду говорят, что на наших фестивалях оценки всегда зависят от конъюнктуры?

– Не только на наших, на всех. Насколько Каннский фестиваль зависит от конъюнктуры – страшно подумать. И в первую очередь, от политических настроений. На Венецианском фестивале довлеет эстетическая конъюнктура, и она тоже глубоко субъективная, потому что директор Марко Мюллер питает слабость к Китаю и России. И это нормально. Отрешиться от своего вкуса невозможно. Тем более что как раз из-за него тебя и попросили всем этим заниматься.

Сон в Каннскую ночь

– Считается, что со временем накапливается усталость от профессии. Скажите, вы не устали от кино?

– Поскольку я занимаюсь не только кино, но и общими культурными проблемами, и телевидением, и интернетом, то сказать что устал – нет. Если раньше я смотрел кино беспрерывно, то сейчас смотрю запоями. Я кино в прокате практически не смотрю – там аудитория значительно моложе, а я уже не в том возрасте, чтобы хватать девочек за коленки в кинозале. Поэтому я смотрю в основном на фестивалях. Как картины легкого развлекательного плана, так и изощренные интеллектуальные экспериментальные картины. И то и другое доставляет мне столь же сильно удовольствие, но разное.

– Я читала, что во время просмотра вы часто засыпаете, это правда?

– На самом деле для кинокритика это очень стандартная ситуация. Раньше, когда я работал в Госфильмофонде, я засыпал от усталости, потому что очень рано вставал. Сейчас, я думаю, это, во-первых, старческий синдром, во-вторых, есть некая завороженность, когда ты точно знаешь, что будет дальше, и поэтому засыпаешь.

– А вы обычно знаете, чем все закончится?

– Обычно да.

– Скучно, наверное?

– Нет, не скучно, просто  срабатывает условный рефлекс. Я в равной степени могу заснуть как на фильме Бергмана, так и на обычном американском фильме. Ничего личного. И потом очень часто пересматриваю. Например, была такая картина «Любовник» с Янковским. Я заснул, когда обнаружили труп жены, и проснулся, когда он пытается труп героя разбудить. Пришлось просматривать заново. Здесь, на вашем фестивале, я на удивление еще ни разу не заснул, несмотря на усталость – всю ночь не спал, ехал в машине. Есть вещи, о которых думаешь, что непременно заснешь, а заснуть не можешь. Например, на Каннском фестивале есть ранний просмотр в 7 утра, когда критики в большинстве своем спят, потому что очень поздно ложатся. Но я пошел как-то на фильм «Пианино» Джейн Кэмпион и посмотрел от начала до конца с неослабевающим вниманием.

Я засыпаю не только в кино. Когда чувствую, что засыпаю за рулем, останавливаюсь и сплю минут сорок. Над текстом, над книгами засыпаю. Как над популярным детективом, так и над авторефератом диссертации. Недавно мне дали на отзыв одну диссертацию, я тридцать страниц мучительно прорывался, засыпая на каждой второй строчке…

– Вы счастливый человек, вам никогда не понадобится снотворное!

– Тьфу-тьфу-тьфу! (стучит по столу)