Почему заядлый коллекционер-краевед из Энгельса категорически против объединения с Саратовом

Большинство из нас с тоской вспоминает о ней, лишь когда темным вечером внезапно вырубают электричество. 50-летнего же сотрудника охраны из Энгельса Николая Мамонова хоть среди ночи разбуди – без запинки расскажет об этом предмете все, что знает.

А знает, несмотря на то, что «старушка» появилась на свет задолго до него самого, немало.

Что неудивительно, ведь коллекцию старинных керосиновых ламп Николай Константинович собирает уже около 15 лет. Старинные вещи так много рассказали ему

о прошлом родного города, что он рискнул предсказать будущее Энгельса, который «Патриоты России» мечтают «растворить» в новообразованном городе Гагарине.

Как я начал «керосинить»

– Николай Константинович, богатые собрания частенько берут начало от случайной вещицы. Откуда растут корни вашей коллекции?

– Я довольно-таки давно увлекаюсь краеведением. Во времена перестройки с работой были проблемы, пришлось устроиться в охрану на железной дороге. График был такой: сутки работаю, трое – дома. И вот утром все вставали и уходили – кто на работу, кто в школу, а я один оставался лежать и плевать в потолок. В свое время я собирал библиотеку, а тут время свободное появилось для моего увлечения и, соответственно, больше возможностей для создания коллекции.

– А почему вы решили коллекционировать именно керосиновые лампы?

– Ну, вообще-то, специально, целенаправленно я ничего не собирал. Какие-то заинтересовавшие меня предметы нашел сам, что-то подарили. В итоге и сложилась небольшая коллекция медных монет, художественная коллекция – около 60 работ энгельсских художников (Назарова, Трофимова и других), ну и коллекция керосиновых ламп. Она, кстати, выставлялась не так давно в музее Льва Кассиля.

– Чем же интересна ваша любимая лампа?

– Вот эта лампа – конца XIX-начала XX века, со стеклянными колбой и резервуаром для керосина – интересна тем, что ее красивую расписную подставку можно еще и как цветочную вазу использовать. Принадлежала эта чудо-лампа зажиточному покровчанину Семену Соловьеву, имевшему мастерскую по изготовлению резной мебели. Покровск в те времена, по сути, был селом с деревенским укладом жизни, дворян здесь не водилось. Но рядом находился Саратов, проходили важные торговые пути, а потому, естественно, процветало купечество. Люди это были не бедные и вполне могли позволить себе такие интересные и дорогие вещицы, как эта.

А вот керосиновый сигнальный фонарь, того же периода, такие в то время широко использовались на железной дороге, в том числе и у нас, в Анисовке. Устройство дверок фонаря  с цветными стеклами позволяло менять цвет света – на зеленый, желтый или красный.

Всегда интересно знать историю вещи, у каждой должна быть своя «легенда», поэтому стараюсь получить о каждом экспонате максимум информации.

– Керосиновые лампы советского периода для вас интерес представляют? Они ведь по ГОСТу делались и похожи, наверное, друг на друга, как близнецы-сестры…

– Эта вот послевоенная лампа – массивная, помпезная, несмотря на простоту конструкции, – явно несет на себе отпечаток сталинской эпохи. Другая лампа, более позднего периода, это самоделка, изготовленная безымянным местным умельцем. Она интересна оригинальной конструкцией – с металлическим поддоном для спичек.

– А какую лампу мечтаете заполучить в свою коллекцию?

– Лампу с металлическим отражателем, какая была в моем детстве в нашем деревенском доме. Благодаря отражателю свет от нее не рассеивался, а концентрировался над столом, над которым лампа подвешивалась к потолку, как люстра.

Как попасть на чердак,

или Цена коллекции

– С коллегами-коллекционерами общаетесь?

– Нет. Надо что-то менять, а менять мне жалко, тем более многие экспонаты – подарки. Продавать? Хотел у меня один коллекционер купить две фарфоровые статуэтки. Любые деньги предлагал. Но максимум, что мне совесть позволит взять – тысяча рублей. Ну, будет у меня тысяча. А статуэтки-то не будет!

И вообще я не считаю себя коллекционером. Коллекционер, в моем понимании, в своей деятельности узконаправлен. Я скорее собиратель, потому что собираю все интересное, что попало в поле моего зрения. Желательно только, чтобы оно было связано с историей Энгельса и моего района в частности.

– Как семья относится к вашему «собирательству»?

–  Расскажу анекдотичный случай. Прихожу как-то домой, весь в паутине, грязный. Жена начинает: «Ты где был? Где ты лазил?» Я отвечаю: «Был у тех-то на чердаке». Она: «Слушай, я не пойму, ты приходишь  к малознакомым людям и говоришь: «Пустите меня на чердак»?!» Я  говорю: «Да ты что! Если я только так скажу, меня к этому чердаку никогда в жизни близко не подпустят. А так раз придешь, поговоришь, второй раз, третий, а на четвертый тебе сами предложат: «Ну, слазь на чердак, посмотри, что тебя интересует». Вот тогда я лезу».

В свое время жена смеялась над моим увлечением. Теперь моя коллекция, мои  знания востребованы. Людям интересно. И мне в какой-то мере льстит, что я нужен. Я иду по городу и чувствую, что это мой город, что меня здесь знают. Есть масса друзей – музейщиков, художников, журналистов, встречаемся, общаемся.

– А в какую сумму вы оцениваете свою коллекцию?

– Была такая история. Моя жена долго мечтала о стиральной машинке-автомате, и наконец у нас появилась возможность ее приобрести. А тут пришла корреспондент городской газеты по поводу моей художественной коллекции – дома у меня хранятся только картины, все остальное – в школьном историко-краеведческом музее, которым руковожу. Я рассказываю, журналистка записывает, и в это время приходит жена. Потом она мне говорит: «Вот прочитают статью, залезут и обворуют. Твои картины, возможно, и не стоят ничего, больше брать нечего, а если машинку унесут, что я буду делать?» Дочка ее поддержала. В общем,  в итоге поехал я в редакцию и попросил статью не публиковать.

А если серьезно, то для меня материальный вопрос в данном случае не существует. Дело в том, что хотя картины эти мне подарены,  я не имею морального права ими распоряжаться, потому что люди, я так думаю, отдавали их с тайной надеждой сохранить, с тем, что со временем они тоже будут переданы в музей. Но пока мне жалко.

Школьный опыт

– В качестве руководителя школьного историко-краеведческого музея деньги вы получаете небольшие. Зачем вам это надо?

– В школу меня приглашали целый год. Вы знаете, как мне жалко было расставаться со своей коллекцией?! Хотя она тогда и не была такой большой – объем квартиры просто не позволял. Но настал такой момент, когда я пригнал машину и спокойно перевез коллекцию в школу. Просто понял, что здесь для меня открывается какое-то другое поле деятельности.

Единственное, что беспокоит, участь общественных и школьных музеев, как правило, незавидна. Поэтому хотелось бы, чтобы со временем наиболее ценные экспонаты ушли в Энгельсский краеведческий музей, а  представляющие интерес документы – в госархив.

– Покушения на вашу коллекцию случались?

– Был у меня случай, когда из школьного музея украли украинскую банкноту с несколькими нулями. Ценности она особой не представляла, и все же я подумал, что надо все-таки на всякий случай это как-то пресечь. Выяснили, кто это сделал, вызываем одного из мальчишек. Он: «Я не брал». – «А где она у тебя?» – «Дома. Но я не брал!»

Но самое интересное, оказалось, они с этой банкнотой поехали в Саратов, в банк, хотели обменять. Их, естественно, спровадили. Я им говорю: «Ребята, когда в следующий раз будете воровать, спросите сначала у меня. Если это находится в музее, значит, имеет не ту ценность, на которую вы рассчитывали».

– И какого вы после всего этого мнения о подрастающем поколении?

– Я сейчас вспомнил, как открывал в школе первую экспозицию. Залетела толпа школьников. Шум, гам. Я стою, буквально вжавшись в стену. Они ушли, я закрыл дверь, открыл окно и три сигареты подряд выкурил. Это был шок.

Несмотря на это, я все-таки скажу, что в принципе ребята очень хорошие. Даже к самым по школьным меркам оторвягам можно найти подход. Был у меня такой случай. Организовал в школе выставку картин энгельсской самодеятельной художницы. Один старшеклассник вел себя прямо-таки вызывающе. Ну, я решил его наказать: вот, говорю, тебе книга отзывов, напиши отзыв о выставке. Потом читаю: «По Вашему (художницы то есть) выступлению я понял, что Вы человек высокого полета. Ваши работы, конечно, хорошие. Однако у Вас есть такие-то и такие-то недостатки». Я показываю запись художнице, думал, обидится. А она: «Вы знаете, мне такие замечания делали профессиональные художники»…

Берег левый,

берег правый

– Почти все ваши экспонаты повествуют об истории Энгельса, точнее даже,  вашего района. Не мелковат ли масштаб?

– В таких случаях я обычно отшучиваюсь: вас здесь, в городе, много, а там я один. В Саратове мне популярность не нужна, тут своих краеведов хватает, а в Энгельсе я достаточно известен, чтобы люди мне что-то интересное предложили, принесли.

– Энгельс в последнее время все чаще называют Покровском, а его жителей покровчанами. Как вы считаете, может быть, пришло время его переименовать официально?

– Я против переименования. И даже не из-за материальной стороны дела. Покровск по существу был большой деревней. Собственно «старым городом» является только его центральная часть, кстати сказать, постепенно исчезающая. Другие районы появились значительно позже. Поэтому называть Покровском современный Энгельс, наверное, было бы неправильно. А вот насчет покровчан и покровчанок… Ну, это явно благозвучнее, чем энгельситы и энгельситки. А то, что покровчане живут в городе Энгельсе – ничего страшного, так даже интереснее, интригует.

– Некоторые саратовцы искренне полагают, что Энгельс – это и не город вовсе, а не более чем отдаленный район Саратова, отделенный от него Волгой. «Патриоты России» так даже референдум предлагают провести в поддержку объединения двух городов, а получившееся новообразование назвать город Гагарин. Ваш прогноз как краеведа: в недалеком или далеком будущем Энгельс может слиться с Саратовом в единое целое?

– Чисто административным путем – не исключено. Но при этом все равно сохранит свою самобытность. Возможность сэкономить на переезде через мост и международных переговорах никак не окупает того, что Энгельс может потерять свое лицо. Независимо от того, во что он превратится – в Саратов, в Гагарин, в Чернышевск или в Путин (слышал, и такое предложение есть).  Мне вообще кажется, даже люди у нас другие: как-то добрее и отзывчивее. И лично я  хотел бы жить в городе Энгельсе, а не в, назовем его так, Энгельсском районе Саратова.